«СОВЕТСКОЙ АРХИТЕКТУРЕ ДОЛЖНА БЫТЬ СВОЙСТВЕННА ПРОСТОТА, СТРОГОСТЬ ФОРМ И ЭКОНОМИЧНОСТЬ РЕШЕНИЙ»

Как известно, политика всегда побеждает экономику. И уж тем более она начисто порабощает культуру, диктуя ей свои условия капитуляции.

После смерти Сталина Никита Хрущев, победивший, по выражению Уинстона Черчилля, в кремлевской «схватке бульдогов под ковром», тут же принялся избавляться от наследия предшественника. Первой жертвой в этой масштабной кампании пало строительство.

Как за полтора века до этого император Павел I старательно вымарывал любое начинание своей матери, Екатерины Второй, так и первый секретарь ЦК КПСС (так теперь официально называлась должность Хрущева) уничтожал строительные задумки генерального секретаря. Так канул в Лету сталинский ампир, был заброшен план возведения высотки в Зарядье, развален проект строительства Главного Туркменского канала. Апофеозом этой «войны с мертвым львом» стал отказ Хрущева отдыхать на государственной даче № 5 (известная всем дача Сталина на озере Рица) с распоряжением в 1961 году возвести в нескольких метрах по соседству абсолютно симметричное здание по такому же проекту темно-зеленого цвета, как строил ранее доктор технических наук, архитектор, член-корреспондент академии строительства и архитектуры СССР Андрей Буров (авторству этого мастера принадлежат здания Московского ипподрома, Центрального Дома архитекторов, жилые дома на улице Горького, Полянке, Ленинградском проспекте и др.).

Интересно, что сам Хрущев называл дачи Сталина за их скромный интерьер «собачьими ящиками», абсолютно непригодными для нормального человеческого отдыха. Позже победивший в очередной «схватке бульдогов» генсек Леонид Брежнев соединил оба «ящика» застекленным коридором, таким образом примирив оппонентов.

Но до этого неистовый Никита Сергеевич повел настоящее модернистское наступление на сталинскую архитектуру, обвиняя заслуженных архитекторов в «излишнем украшательстве» в ущерб функциональности.

Исследователь Дмитрий Хмельницкий писал: «Перелом в советской архитектуре 1950-х годов, инициированный Хрущевым, выходил далеко за рамки чисто художественной реформы и смены государственного стиля. За ним стояла глобальная государственная экономическая реформа, реформа всей советской социальной политики, тотальный пересмотр представлений о минимальном уровне жизни советского населения и норм массового потребления. Параллельно шло реформирование идеологических и цензурных установок и уже как следствие – введение новых правил проектирования и градостроительства».

Музыкальная школа в жилом районе Рышкановка Кишинева, 1960 год.

Безусловно, логика в замысле смещения акцента со строительства высотных помпезных зданий в сторону массовой застройки была. К концу 40-х – началу 50-х годов в СССР практически завершилось восстановление разрушенных войной сел и городов. Если за время войны было потеряно 70 млн квадратных метров жилья, то за первое послевоенное десятилетие в СССР построено 300 млн квадратных метров в госсекторе и 5,7 млн квадратных метров индивидуального жилья. Однако лукавая статистика тех лет не делала разницы между квадратными метрами построенного жилья в комфортабельных домах-сталинках и рабочих бараках с отхожими местами во дворе.

Такие темпы строительства обозначились не от хорошей жизни: послевоенная индустриализация привела к массовому перетеканию трудовых ресурсов в города. Если в 1940 году, по данным Росстата, из 194,1 млн населения СССР 63,1 млн проживало в городах, а 131 млн в сельской местности, то в 1950 году это соотношение составляло уже 69,4 к 109,1 млн человек (при населении в 178,5 млн человек). А в 1960 году эта тенденция и вовсе «выстрелила» – 103,6 к 108,8 млн человек (при населении в 212,4 млн человек). В дальнейшем положение с перетоком из села в город только усугублялось.

Урбанизация вынудила власти принимать радикальные меры по наращиванию темпов строительства жилья.

Для скорости возведения жилья для рабочих новых предприятий все было максимально упрощено – строили 1- и 2-этажные деревянные времянки барачного типа с печным отоплением и «удобствами» на улице. В их «коридорной системе» размещались 1-2 кухни на этаже с раковинами и водопроводом с холодной водой. Площадь комнаты на семью редко превышала 15 квадратных метров. Но иногда в ДБТ (дом барачного типа) были и семейные квартирки на несколько комнат. Времянки строились на небольшой срок (20-30 лет), предполагая, что рабочие предприятий впоследствии будут получать полноценное изолированное жилье. По данным Центрального статистического управления СССР, на 1 января 1953 года площадь ДБТ в общем городском жилом фонде составляла 18 млн квадратных метров (рост к 1940 году – 144%), на которых проживали 3,758 млн человек.

По данным исследователя Александра Самсонова, в рабочих поселках строили также «индивидуальные одноэтажные дома с 2-3 комнатами со всеми коммуникациями либо двухэтажные дома на 5 квартир. Индивидуальные дома стоимостью 10-12 тысяч рублей передавались в собственность владельцам с помощью однопроцентного кредита на 10-12 лет. Выплата по кредиту составляла чуть больше тысячи рублей в год, или не более 5% от дохода семьи. В двухэтажные дома семьи заселялись без всяких выплат, так как эти дома были государственными. Обычно люди, которые приезжали на новое предприятие со всей страны, некоторое время жили в бараках, ожидая ввода в строй нормального жилья. Такие дома составляли примерно 40-45% от общего объема городского строительства. Из них состояли поселки городского типа, небольшие рабочие районы на окраинах городов рядом с предприятием».

Учитывая, что в среднем на жителя страны приходилось 7 квадратных метров жилой площади, зачастую ветхой и без всяких удобств (бараки, полуподвалы, чердаки, общежития и пр.), а индивидуальное проектирование и строительство красивых сталинок занимало много времени, в руководстве страны было принято решение перейти к «большевистским» мерам.

Жилые дома на Фрунзенском Валу в Москве.

Катализатором процесса выступил сам Никита Хрущев, который еще будучи первым секретарем ЦК Компартии Украины, в конце 40-х годов начал внедрять каркасно-панельное домостроение в УССР. Доктор технических наук, профессор, действительный член-корреспондент Академии строительства и архитектуры СССР Григорий Кузнецов утверждал: «Крупнопанельное домостроение является одним из индустриальных методов строительства, в основе его лежит новая технология возведения зданий. Теория и практика этого метода разработаны советскими учеными и инженерами. Переход к крупнопанельному домостроению означает переход к заводским методам производства домов и является качественно новым этапом развития техники возведения зданий. Этот переход стал возможным благодаря коренным изменениям, происшедшим за годы советской власти в организации и технике строительства. Тот факт, что крупнопанельное домостроение зародилось и развивается именно в Советском Союзе, не является случайностью, а вытекает закономерно из условий нашего социалистического хозяйства».

При Хрущеве в Киеве и Макеевке началось строительство многоквартирных домов с керамическими панелями стен и перекрытий.

Справедливости ради стоит заметить, что первые эксперименты с крупноблочным домостроением в жилищном строительстве были отмечены еще в середине 20-х годов. В СССР впервые в мире было начато строительство многоэтажных жилых зданий из крупных блоков. В годы первой пятилетки такие были построены в промышленных районах Харькова, Краматорска, Запорожья, Ленинграда. Причины их появления банальны – вопрос экономии дорогих стройматериалов с попытками заменить дефицитный на тот момент кирпич крупными искусственными камнями из шлака и другого сырья. С другой стороны, механизация кладки стен, балок, стропил позволяла экономить рабочую силу до появления необходимых строительных машин. При этом отмечались хорошие несущие, теплоизоляционные и отделочно-декоративные свойства панелей.

До 1935-1936 годов крупноблочные здания возводились из неофактуренных «черных» блоков, которые из-за неровности поверхности еще надо было оштукатуривать с обеих сторон. Появление башенных кранов позволило строить здания уже из односторонне офактуренных с фасадной части блоков. Основной системой установки стеновых блоков стала многорядная постелистая кладка, аналогичная кладке из естественных камней.

В 1938 году свердловские архитекторы Георгий Потапов и Галина Ростковская разработали проект конструкции сборных железобетонных домов, монтируемых из железобетонных плит большого размера. Были изготовлены два образца стеновых панелей, но этот проект так и не был реализован в силу сложности предложенных ими конструкций панелей и сопряжений элементов друг с другом.

С 1939 года здания начали строить уже из двусторонне офактуренных блоков с имитацией под естественные камни. В этом случае была применена двухрядная система установки со сплошными простеночными блоками.Комсомольский проспект в Москве.

В 1940 году именно экспериментальным методом крупноблочного домостроения будущий архитектор дачи Сталина на озере Рица Андрей Буров и Борис Блохин построили в Москве на пересечении улицы Беговой и Ленинградского проспекта знаменитый 6-этажный «Ажурный дом» (главный архитектор столицы второй половины 1940-х Дмитрий Чечулин как-то назвал это здание «разукрашенным недорогим аккордеоном»).

В послевоенном крупноблочном домостроении произошел полный отказ от деревянных перекрытий с заменой их на сборные железобетонные. В уральском Березовском в декабре 1945 года инженером Алексеем Смирновым (стал первым директором Березовского завода стальных конструкций) при участии тех самых архитекторов Георгия Потапова и Галины Ростковской был разработан проект и построен первый в СССР крупнопанельный (3 х 3 метра) одноэтажный дом с неполным каркасом. Экспериментальные дома строили в Москве на Соколиной горе и целый квартал по 1-му Хорошевскому проезду. Панели для этих домов изготавливали прямо на стройплощадке, каркас делался из железобетона. Отлитые не в заводских условиях панели трудно было сделать одинаковыми по цвету и фактуре. Но несмотря на все недостатки и конструктивную новизну, монтаж домов проходил в очень сжатые сроки. Четырехэтажный каркасно-панельный дом первой очереди на Соколиной горе возводили за почти рекордные 90-100 рабочих дней (сталинки строили не менее года). В связи с тем, что каркас экспериментального дома для подстраховки решили выполнить из стали, он вышел «золотым» – с затратой металла 15,2 кг на 1 кубометр здания.

Стены делали в виде тонких железобетонных ребристых панелей с обработанной пескоструйным аппаратом фасадной поверхностью. Панели изготавливали по высоте этажа – 3,2 метра. По условиям производства (по габаритам пропарочных камер) ширина панелей 1,8 метра могла быть предельно большой, что заставило при шаге стоек в 3,2 метра членить панели на два элемента. Принятый принцип стыкования панелей друг с другом исключал сквозную щель и декорировал места стыковки панелей по фасаду.

В качестве утеплителя стен использовали асбестовые плиты производства московского завода «Изоплит», изнутри стены облицовывали гипсовыми плитами.

Дома по 1-му Хорошевскому проезду (4-10 этажей) выполнялись более просто – с утеплителем из пенобетона и всего за 73 рабочих дня. За 1948-1949 годы Военно-строительным управлением Москвы было построено восемь четырехэтажных каркасно-панельных домов, при этом первые шесть – с металлическим каркасом, последние два дома – со смешанным каркасом (13,9 кг на 1 кубометр, ригели прокатные металлические, стойки железобетонные).

В Магнитогорске появился первый бескаркасный крупнопанельный 3-этажный дом на улице Карла Маркса. Разработчики проектов для экономии средств исходили из минимального расхода цемента и стали.

Строительство крупнопанельного дома в Магнитогорске. Установка наружного стенового блока. 1953 год.

«В основе решения конструкции крупнопанельного дома лежит идея членения его на плоскостные конструктивные элементы, образующие стены, перегородки, перекрытия и т.д., изготавливаемые на заводе (включая отделку их поверхностей) и монтируемые на месте возведения дома краном того или иного типа, – пояснял Григорий Кузнецов. – Чем больше размеры таких элементов (их квадратура), тем меньше число элементов, образующих дом, а следовательно, тем меньше число операций и количество работ на строительной площадке, тем выше темпы возведения такого дома. Размер панелей «на комнату», когда стыки располагаются в местах перегородок и легко могут быть закрыты сборными карнизами или раскладками, обеспечивает наиболее простое и малотрудоемкое решение. Увеличение размеров элементов лимитируется обычно грузоподъемностью транспортных и монтажных средств строительства. Снижение веса квадратного метра стены, перекрытия, перегородки в крупнопанельном доме раскрывает возможности укрупнения элементов и является поэтому особенно важным фактором. Это снижение может быть достигнуто применением эффективных материалов и конструкций».

Предварительные подсчеты сметы на строительство домов по новому методу показал их экономическую эффективность. Согласно исследованию кандидата технических наук Сергея Лазаревича, капиталовложения в стройиндустрию при строительстве каркасно-панельного дома составляют 205 рублей на 1 квадратный метр жилой площади (в ценах 1945 года), кирпичного дома – 227 рублей на 1 квадратный метр.

Последнее стало решающим аргументом в пользу перехода на новые методы индустриального строительства и мощным оружием Хрущева в деле торпедирования «сталинской архитектуры».

Всего через неделю после похорон «вождя и учителя», в марте 1953 года, на заседании Верховного Совета СССР председатель Совета Министров Георгий Маленков (на тот момент союзник Хрущева) предложил увеличить темпы жилищного строительства в стране. Ему была представлена справка от Центрального статистического управления СССР, согласно которой за 30 последних лет ситуация с жильем в СССР резко ухудшилась. Согласно расчетам 1928 года, для того чтобы достичь к концу первой пятилетки санитарной нормы, следовало построить 100 млн квадратных метров жилья. В 1953 году до достижения той же нормы не хватало 96 млн квадратных метров. Если за пределами санитарной нормы в 1928 году проживало порядка 26 млн человек городского населения, то в 1952 году – около 80 млн (чуть менее половины всех жителей страны). В Куйбышеве, Молотове, Челябинске, Новосибирске обеспеченность жилой площадью на человека не достигала и 5 квадратных метров.

Хуже того, согласно докладной записке, поданной на имя Маленкова уже через год, значилось, что водопровод отсутствовал в 425 городах и 1366 рабочих поселках СССР (имелся водопровод в 2047 городах и рабочих поселках). То есть половина населения самой большой страны в мире в середине ХХ века проживала в ненормальных санитарных условиях, притом что советская супердержава должна была как раз становиться примером для остальных стран соцлагеря.

7 декабря 1954 года Никита Хрущев, уже практически лишивший своего бывшего союзника Маленкова реальных рычагов власти (22 января 1955 года тот ушел в отставку с поста председателя Совета Министров СССР), выступил на 2-м Всесоюзном совещании строителей, архитекторов и работников промышленности строительных материалов, строительного и дорожного машиностроения, проектных и научно-исследовательских организаций с речью, ставшей началом архитектурной реформы и крушения сталинского ампира.

Жилой комплекс на улице Толбухина, Минск.

Доклад первого лица государства имел для отрасли эффект разорвавшейся бомбы. Хрущев метал громы и молнии: «В нашем строительстве нередко наблюдается расточительство средств, и в этом большая вина многих архитекторов, которые допускают излишества в отделке зданий, строящихся по индивидуальным проектам. Такие архитекторы стали камнем преткновения на пути индустриализации строительства».

Он набросился на зодчих с упреками в «украшательстве» фасадов зданий, утверждая, что их оформление портиками и колоннадами, лепкой и барельефами заимствованы из прошлого и архаичны. Ему не нравились высокие потолки, неэкономичные кухни, коридоры, большие комнаты, лифты, которые воспринимались как «излишества», делая строительство чрезмерно дорогим.

«Мы не против красоты, но против излишеств! – восклицал Хрущев. – Некоторые архитекторы увлекаются устройством на зданиях шпилей, и поэтому эти здания становятся похожими на церкви. Вам нравится силуэт церкви?! Я не хочу спорить о вкусах, но для жилых домов такой облик зданий не нужен. Нельзя современный жилой дом превращать архитектурным оформлением в подобие церкви или музей. Людям нужны квартиры. Им не любоваться силуэтами, а жить в домах нужно!»

Знающие люди утверждали, что профессионально сконструированная речь Хрущева базировалась на письме в ЦК КПСС начальника сектора НИИ общественных зданий Академии архитектуры СССР Георгия Градова, в котором тот подверг критическому анализу «порочную эстетско-архаическую направленность советской архитектуры» и внес свои предложения «по устранению ошибок и недостатков в теории и практике архитектуры». С аналогичными обвинениями также выступили его коллега Николай Щетинин, Александр Пожарский и ряд других малоизвестных на тот момент архитекторов.

Присутствовавший на этом совещании историк архитектуры Селим Хан-Магомедов вспоминал: «Казалось бы, можно было предположить, что имела место банальная ведомственная склока среди творческих людей, не окажись это письмо напечатано в газете «Правда» – главном органе ЦК КПСС. Очевидно, письмо Градова в тот момент отвечало настрою самого Хрущева по «десталинизации архитектуры» и переустройству всей строительной отрасли, и он, если не спровоцировал, то прекрасно воспользовался ситуацией.

Особой критике на совещании подвергся президент Академии архитектуры, лауреат двух Сталинских премий Аркадий Мордвинов, бывший по иронии судьбы инициатором поточно-скоростного строительства жилых домов в столице (улица Горького, Большая Полянка, Ленинский проспект, Новинский бульвар).

Жилые дома в районе Автово, Ленинград, 1960-1964 годы.

Архитекторов обвинили в провале жилищной политики, в разорении государства своими «излишествами». По мнению Хрущева, архитекторы должны были теперь лишиться права участвовать в решениях, определяющих судьбу их профессии. Как заметил доктор исторических наук Владимир Горлов, «в результате архитектура утратила свое лицо и свои качества…Речь Н. С. Хрущева надолго построила систему отношений, в которой строителю-технологу подчинялась архитектура».

Первое лицо государства попытался даже придать своей идее политическую направленность. Он заявил, что «изобилующая большими излишествами архитектура, характерная для сталинской эпохи, больше не соответствует линии партии в архитектурно-строительном деле. В отличие от сталинской эпохи, архитектуре должна была быть свойственна строгость форм, простота и экономичность решений, забота о бытовых удобствах».

То есть Хрущев дистанцировался от провала жилищной политики последних лет и намеревался полностью перестроить подход к отрасли. Параллельно избавляясь от всех политических и отраслевых деятелей этой эпохи.

После этого совещания, утверждает Владимир Горлов, начались проверки, обнаружившие, что перестройка в строительстве протекает неудовлетворительно: «Хрущев взялся за дело более решительно. Архитекторов, которые допускали излишества при строительстве, стали лишать Сталинских премий… Было принято решение ликвидировать Академию архитектуры СССР и вместо нее создать Академию строительства и архитектуры СССР, что свело на нет разработку художественных проблем. В новой академии крамольными становятся такие термины, как «архитектурный ансамбль», «доминанта», «силуэт», «художественная композиция» и т.п. Декор в духе классицизма вообще отвергался».

Архитекторы гостиницы «Ленинградской» Леонид Поляков и Александр Борецкий отказались признавать свою вину за высокие расходы по ее строительству (площадь номеров гостиницы составляла всего 22% общей площади здания), и обоих тут же лишили Сталинской премии. Отобрали ее за 1950 год и у архитектора Евгения Рыбицкого за дом сотрудников МГБ на улице Чкалова (Земляной Вал), «в проекте которого допущены крупные излишества и недостатки в архитектурном и планировочном решениях». Было подсчитано, что цена одного квадратного метра жилой площади в этом доме составляет 3400 рублей, что в 2-3 раза превышает стоимость жилой площади в экономично запроектированных домах. Лауреата трех Сталинских премий Алексея Душкина (высотка у Красных Ворот, железнодорожные вокзалы Краснодара, Смоленска, Сочи, Симферополя, Днепропетровска, Брянска, Евпатории) сняли с работы главного архитектора Мосгипротранса за то, что «объем зданий завышен по сравнению с действующими нормами на 180-190 проц., а стоимость строительства увеличена в два-три раза».

Настоящим гонениям по тем же основаниям подверглись такие титаны отечественной архитектуры, как Иван Жолтовский, Андрей Буров, Анатолий Жуков (главный архитектор ВДНХ), Михаил Готлиб, Бронислав Хилькевич (оба проектировали жилые дома по Ленинградскому проспекту), Владимир Гельфрейх, Дмитрий Чечулин, Александр Власов (бывший любимец Хрущева), Григорий Захаров (Бородинская панорама, станция метро «Курская») и др. Чечулин и Власов пострадали за то, что «не вели борьбы с излишествами». Все они просто лишились заказов.

Пятиэтажный экспериментальный жилой дом серии 1-ЛГ-502 в квартале №127 Невского района Ленинграда.

Добивали сталинский ампир уже из крупнокалиберной артиллерии. 4 ноября 1955 года вышло программное постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР № 1871 «Об устранении излишеств в проектировании и строительстве», перестраивающее весь процесс на индустриальные рельсы. В нем говорилось о том, что, «увлекаясь показной стороной, многие архитекторы занимаются главным образом украшением фасадов зданий, не работают над улучшением внутренней планировки и оборудования жилых домов и квартир, пренебрегают необходимостью создания удобств для населения, требованиями экономики и нормальной эксплуатации зданий. Ничем не оправданные башенные надстройки, многочисленные декоративные колоннады и портики и другие архитектурные излишества, заимствованные из прошлого, стали массовым явлением при строительстве жилых и общественных зданий, в результате чего за последние годы на жилищное строительство перерасходовано много государственных средств, на которые можно было бы построить не один миллион квадратных метров жилой площади для трудящихся».

Причем «излишества» были зафиксированы не только в столице, но и при возведении жилых и общественных зданий в Ленинграде, Тбилиси, Киеве, Харькове, Минске, Воронеже, Баку, Ростове-на-Дону и в других городах. Было подвергнуто критике и строительство санаториев в Сочи, где создание только одного места обходилось в 200 тыс. рублей.

Постановление констатировало, что план типового проектирования выполняется неудовлетворительно. Особенно в проектных организациях ряда промышленных министерств. Мосгорисполком не утвердил типовые проекты больниц, домов с крупнопанельными стенами и ряд других проектов. В 1954 году объем строительства по типовым проектам в Москве составил всего 18% объема жилищного и культурно-бытового строительства. В Ленинграде из 353 строящихся жилых домов строились по типовым проектам только 14 домов. В Харькове, Ростове-на-Дону, Воронеже, Горьком, Тбилиси и других городах строительство 4-5-этажных жилых домов осуществлялось главным образом по индивидуальным проектам.

Корень зла разработчики постановления видели в Академии архитектуры, которую нужно было просто разогнать. «Наличие крупных недостатков и извращений в архитектуре в значительной мере объясняется тем, что быв. Академия архитектуры СССР (президент т. Мордвинов) ориентировала архитекторов на решение главным образом внешних сторон архитектуры в ущерб удобствам планировки, технической целесообразности, экономичности строительства и эксплуатации зданий. Эта ошибочная направленность нашла отражение в работе многих архитекторов и проектных организаций и способствовала развитию эстетских вкусов и архаизма в архитектуре. Быв. Академия архитектуры СССР и ее научно-исследовательские институты не дали своевременно критической оценки проявлению формализма и другим крупным недостаткам в архитектуре, оторвалась от жизни. Во многих своих работах эта академия была носителем одностороннего, эстетского понимания архитектуры, преувеличивала и искажала роль классического наследия, прививала некритическое отношение к нему».

Теперь же всем ведомствам предписывалось в трехмесячный срок пересмотреть всю проектно-сметную документацию с устранением перечисленных «излишеств».

Строительство отныне должно было вестись только по типовым, максимально удешевленным проектам.

Жилые дома на улице Толбухина в Минске, 1960-е годы.

Окончательно добил «ампирцев» Второй съезд советских архитекторов, состоявшийся в декабре 1955 года. В своем докладе на съезде первый секретарь правления Союза советских архитекторов Павел Абросимов заявил: «Работу ряда проектных мастерских и ведущих архитекторов Москвы, Ленинграда, Киева и других городов, различную по своим качествам, по культуре и мастерству, объединяет одно общее – полное пренебрежение к вопросам экономики, уход в декоратизм и эклектику, чуждые нашему пониманию красоты. Односторонние эстетические взгляды насаждались в архитектурной науке, архитектурной школе, в архитектурной секции комитета по Сталинским премиям. Эти взгляды поддерживали руководители Союза советских архитекторов вместе с некоторыми другими руководящими деятелями архитектурного фронта. Создав монопольную группу, сторонники эстетизма глушили здоровую критику, мешали многим архитекторам бороться с ошибочными установками в архитектуре».

Действительный член Академии архитектуры Лев Руднев признавался: «Для успешного развития строительной промышленности, внедрения крупнопанельного и крупноблочного домостроения требовалось значительно изменить методологию проектирования городов, магистралей и отдельных зданий… Увлечение уникальными сооружениями отвлекло внимание больших коллективов проектировщиков от работы над проблемой жилища и от решения комплексных градостроительных задач».

На съезде «модернисты» обрушили на «ампирцев» обвинения в отсутствии должного внимания к вопросам типового проектирования, создания квартиры экономичного типа, проблем массового строительства. Им вменяли в вину недостаточное использование железобетонных сборных конструкций, перерасход металла и древесины. «Старый лозунг «архитектор на леса» должен быть заменен лозунгом «архитектор на заводы»», говорилось на съезде. Архитекторам предлагали перестать «фантазировать», а стать технарями, прорабами, инженерами-конструкторами, что уже наблюдалось в 20-е годы.

«Архитекторы были сбиты с толку, так как они расценивали сталинский ампир (неоклассику) как стиль, спущенный сверху, т.е. властью, – писал историк архитектуры Селим Хан-Магомедов. – Ведь именно власть в начале 1930-х годов грубо прервала блестящий расцвет советского архитектурного авангарда, на который с восхищением смотрели архитекторы всего мира, и заставила наших архитекторов осваивать классическое наследие. Это резко снизило тогда художественный уровень советской архитектуры. Лишь через пять лет наши архитекторы стали выходить на средний уровень профессионализма в архитектуре сталинского ампира. Но затем, к середине ХХ века, советская неоклассика (особенно неоренессансная школа Жолтовского) вышла на очень высокий художественный уровень, совершенно отказавшись от стилистики авангарда, который в официальной печати оценивался как «коробочный стиль», «какофония архитектуры», «архитектурные уроды» и т.д.

Архитекторы еще раз были выбиты из с трудом освоенной ими стилистической колеи. Причем власть бесцеремонно вмешивалась в художественные проблемы формообразования и в стилеобразующие процессы. Стилистика сталинского ампира рухнула за один-два года, и новостройки стали походить на тот «коробочный стиль», который был отвергнут властями в начале 1930-х гг.

По словам Владимира Горлова, «под флагом борьбы с архитектурными излишествами пересматривались проекты зданий, несущие в себе воспоминания о классической архитектурной традиции, из них безжалостно убирались арки, колоннады, пилястры, портики, башенные надстройки, лепнина и т.п., с уже построенных зданий сбивали колонны и наличники. Они объявлялись «несоответствующими линии партии и правительства в архитектурно-строительном деле, направленной прежде всего на удовлетворение нужд широких масс трудящихся… В результате нетерпимость и радикализм власти в лице Н.С. Хрущева привели к отмене сталинской классики, которая стала синонимом излишества. Н.С. Хрущев изгнал из архитектуры понятие красоты и саму архитектуру превратил в излишество. Это была крупнейшая победа архитектурного модернизма, которому удалось использовать для себя аппарат государства».

Строительство крупнопанельного дома в Магнитогорске. Вид смонтированной части стен.

Это был разгром лучших кадров отечественного зодчества в духе «благочестия римских пап» (папам Павлу IV, Иннокентию X и Клименту XIII приписывают с молотком в руках собственноручную «корректировку» античных статуй).

«Кризис советской классической архитектуры, наметившийся в 50-х годах, отчасти оказался обусловлен теми же причинами, которые двумя десятилетиями ранее привели к отмене конструктивизма, – считает историк советской архитектуры Николай Кружков. – Метод и стиль для многих зодчих начали выходить в тираж, становиться техникой. Зацикленность на воспроизводстве определенных форм и деталей, явное, порой абсурдное злоупотребление определенным набором одних и тех же объемных построений должны были вызвать и вызывали справедливую критику. Но как у нас иногда происходит, начав с осуждения отдельных стилистических перекосов, скоро и от стиля не оставили камня на камне. Впрочем, в отличие от ситуации 30-х годов, новая ситуация оказалась гораздо сложнее. В 30-х годах, отринув конструктивизм, власть ясно озвучила дальнейший путь поисков архитектурного образа. В середине 50-х новая власть не предложила архитекторам ничего, создав иллюзию полной свободы творчества. Эта «свобода» породила идеологический и эстетический вакуум. Ведущие представители советской архитектурной иерархии снова, как двадцать лет назад, отправлялись за границу в поисках образов для оформления светлого будущего. Но теперь заказ власти был другим – копировалось интернациональное, обезличенное, модернистское».